Сергею Есенину
Владимир Московченко
Мне осталась одна забава…
Слушал песню (рыдал навзрыд)
про безверье, дурную славу
и про горечь твою, и стыд.
И упало мне в душу, молиться
за растраченный божий дар.
Мог бы сделаться вольной птицей,
а потешил слух, комиссар.
Вера наша хранит обещанье,
взял Господь в дорогие места,
за раскаянье в злодеяньях
спас разбойника прямо с креста.
И тебе отворилось, хоть поздно,
допросилась старушка-мать;
Троцкий – жаба, Россия – роза,
под иконами умирать.
Что б за все за грехи мои тяжкие…
Написать и отсечь, как мечом.
Смерть принять, так уж в русской рубашке,
прислонившись к России плечом.
Цензор кто был? Прошляпил исповедь –
вопль прозревшей поэтской души.
Кто печатал наглую песню?!
Набирайте: “Покончил жизнь…”
Кто же; выкрест из красных? юродивый?
за березки и клены мученик?
плач похмельный по выбитой Родине?
по оболганной, чистой, певучей.
Я и раньше ее слышал,
ничего в ней не понимая.
Я взращен был ходить в колонне,
с красным бантом на 1-е Мая.
Знаю ты оценил бы сокровище;
каждой ночью, ложусь я спать
но восток мерцает иконой,
изливающей благодать.